принимаю парад

шуршащих об асфальт

автомобильных шин.

Они несутся мимо меня

ряд в ряд,

впопыхах испуская

отработанный бензин.

Я дышу этим перегаром

полной грудью.

Нет, все-таки недаром

Движенье называют сутью

Всего живого.

Только достала меня

эта суть -

музыка дорог

и прочая цивилизация.

Нет, я лучше уйду в острог.

Выдайте мне, пожалуйста, квитанцию

в камеру тишины и покоя.

Я этого наказанья стою.

На которое наехала улица.

На дороге – щербинки,

Их расковыряли мои ботинки.

По краям какие-то постройки,

В них упрятаны скрипучие койки.

На койках – возбужденные люди

Исполняют фуги и какие-то прелюдии,

Одни на нервах, другие на саксофоне.

И на этом фоне

По асфальту шаркают шины,

Это куда-то спешат машины,

Загруженные народом

Ниоткуда родом.

Людской муравейник копошится,

Так он может и зашиться.

Каждый сам по себе. Хаос.

А может, пафос…

Кто ее знает, эту улицу -

Сытую курицу.

Куда-х, куда-х?

Извини, я не знаю.

Иду впопыхах.

Куда-х, куда-х?

Видимо, к тому сараю,

Где чувств водопад

Грохочет улице в лад.

Я глянул в небо и увидел стаю,

Она летела к краю

Земли

Без всяких улиц и дорог.

Пошел дождь. Я весь продрог.

Асфальт заблестел.

И я полетел

Вслед за перелетными…

Я не вижу радости у лица,

На которое наехала улица.

Ты скворец или синица?

Я лишь слышу твои песни,

Ты несешь мне птичьи вести.

Так о чем же эти новости?»

«О любви лесные повести,

О жучках и комарах,

И конечно, о цветах,

О пылинках, о соринках,

О промокших в дождь ботинках,

О птенцах и о супруге,

Червячках весьма упругих, -

В клюве им не очень сладко,

Но детишки больно падки

На вкуснятину такую, -

Жизнь идет напропалую.

Вот об этом и пою,

Трели людям раздаю,

Они лечат человека».

«Ах, спасибо вам за это».

Царь на нее рассердился

И повелел весь птичий род уничтожить.

И что же?

Птичий помет со своей гловы владыка убрал

Одним махом платочка

И на этом поставил  точку.

Его благополучие не пострадало,

Пострадал птичий люд.

Вот такой случился неправедный суд.

Конечно, метать помет в полете

Без всякой причины – занятие безответственное:

Не знаешь, в чей черепок попадешь

Этой ситуацией человек довел птицу до слез.

Внизу сплошная тьма людей,

Ни присесть, ни вздохнуть.

Ни оттянуться как следует,

Вот и приходится высоко летать,

Чтобы никто не мог пострадать,

Когда птица ходит по большому.

Меня сверху пометом закидали.

Я только утирался и удивлялся:

Сколько же у них этой дряни.

Мне говорят, запрягай сани

И вези удобрения в чисто поле,

Урожай разделим в доле.

Органика все же дело хорошее.

Птичка нагадила на оконное стекло,

Вот до чего дело дошло.

Никакой эстетики!

Никто ее в школе хорошим правилам не обучал,

Отсюда весь птичий срам.

В школе опустошения желудков

Работаю одни ублюдки,

Ничему не хотят обучать пернатых.

Повсюду платные туалеты,

На них расклеены советы,

Что и как делать.

А птицы чтению не обучены,

Вот они и ходят, куда попало.

Моей шляпы им недоставало…

Зеваки заглядывают ей в лицо.

На блошином рынке

Не найдешь соринки.

Все продается,

Давай только money.

Обезьяны в тот день

Для меня танцевали.

Но я пошел на белку глазеть -

Все же смешно ведь:

Зверек перебирает лапками круг,

Думает, что бежит. А вокруг

Хохот и крик.

«Эй, дуреха, остановись на миг!»

А мне не до смеха.

Что-то напоминает мне это.

Напоминает человека и колесо.

«Эй, остановись, куда понесло?»

«О, вас это волнует!

Мою жизнь круговерть знаменует.

Вы лучше посмотрите на стрелки часов:

Этим ребятам и невдомек,

Что бегают по замкнутому кругу,

Опережая друг друга.

Не в дугу.

Им кажется, что они набирают обороты.

Туфта все это.

Впрочем, это их заботы».

Есть же деньги у них, есть же!

У кого в карманах пусто,

На помойках обитают,

Правда, без дуста.

И собаки там не лают.

У них у самих забот – полон рот.

Тараканов, слава богу, собаки не едят.

Тем самым людям вредят.

Если откровенно, тараканы в толк не возьмут,

За что на них человек ополчился?

Работают химические комбинаты,

Миллиарды тараканов из жизни изъяты,

Сплошной геноцид.

Вот почему тараканы решили провести плебисцит

С повесткой дня: «Доколе нас травить будут?

Чем мы хуже мух и комаров?

Кровопийцы и распространители заразы

Летают хоть бы что.

Скажем сразу:

Свободой, равенством и братством

Здесь не пахнет.

Кто-то по мухе хлопушкой бабахнет,

Ну, одну убьет, ну, другую,

Нам же химическую войну объявили такую…

Не возрадуешься!

Какое решение примем, братцы?

Если вкратце -

Сражаться и… размножаться!»

«Совокупляйтесь, господа, как можно чаще

И разбегайтесь по всему свету,

Следуя моему совету».

Так сказал Тараканий Бог.

Он от апокалипсиса свою паству предостерег.

Люди в касках рады.

Ах, как хорошо она поет!

Но сегодня слышу я

Тревожные рулады.

Что-то чует пташка.

В штольни газ идет.

В шахте газ струится.

Мне же недосуг.

Притомилась птица.

Может, чувства врут?

Взрыв. Метан что надо,

Качественный зверь.

Где же я, товарищ,

Где же я теперь?

Я у пташки в клетке

Что-то щебечу,

Канарейка ж смылась,

Смылась, мать твою.

Я, увы, не Моцарт,

Мне уж не до нот,

У меня, ребята,

С нюхом недолет.

Канарейкой вкалывать

Мне не по плечу,

Я уж лучше к богу

Ангелом взлечу.

У человека притупилось

Чувство опасности.

Он не оглашает свою слабость:

Авось сойдет.

«Авось сойдет, авось сойдет», -

Бармочет идиот,

Отпиливая сук, на котором сидит.

Авось сойдет, авось сойдет…

И сходят с путей поезда,

Цунами уносят жизни.

И так всегда, и так всегда.

В природе все вещи капризны.

Это я пишу под влиянием

Курта Воннегута.

Печальный у него взгляд

На будущее человечества.

Люди сами себе копают могилу.

И близится конец света.

Мне свет в норе не нужен.

Мой дзот от солнца жгучего

остужен

Землей.

Я – слеп.

Зачем мне видеть зрячих?

Их взгляд на жизнь

устроен несколько иначе,

чем у меня.

Хотя того, что вижу я, достаточно,

чтоб жизнь была полна

животной радостью.

Как у людей.

И настал ваш скорбный час,

Вы меня защекотали.

Я прихлопну вас сейчас,

Чтобы вы не доставали.

Я от смеха чуть не лопнул,

Когда вас ладонью шлепнул

Не жжужите мне под ухом,

Еще раз, и будет глухо.

Назойливость ваша известна всем.

Разговор у нас будет коротким.

Я бы отдал вам себя насовсем,

Но вот боюсь щекотки.

Вы совершенное создание.

Я вас прихлопну в назидание

Тем, кто не верит в совершенство

Нерукотворного злодейства.

Поэма на латинском языке «Муха в молоке». Анри Бейль отказался писать поэму на эту тему, хотя его учитель, аббат Раллиан, настаивал. Будущему писателю было тогда десять лет. Если бы Бейль был постарше, он наверняка согласился бы на это сочинение.

Жила на свете муха.

А может, не жила.

Жила она на кухне,

Над миской молока.

Жила на свете муха.

А может, не жила.

Жила она на кухне,

Под миской молока.

Жужжит над миской муха.

А может, не жужжит.

Той кошке, что под миской,

На ушко говорит:

«Та миска, что на кухне, -

В ней столько молока.

Я выпью эту миску

Немножечко до дна».

«Мяу, мяу, – сказала кошка, -

Вам лучше сверху знать».

Уселась на окошке

Над мухой наблюдать.

Жужжит над миской муха.

А может, не жужжит.

Ползет она по миске,

Чтоб молока попить.

Увлекшись, наша муха

Упала в молоко

И поплыла куда-то

Уж очень далеко.

А кошка, что на кухне,

Сидит уж на столе,

Усы в реке купает.

Точнее, в молоке.

Стоит на кухне миска,

Но в ней нет молока.

И наша муха тоже

Куда-то уплыла.