Маховое крутится колесо.
Передаточный ремень
Снят с него…

Я всю жизнь ей поклоняюсь.

Только что-то в пояснице

Стало что-то не того…

Может, лучше разогнуться?

Бог с ней, с истиной.

Девчонка подождет моих поклонов.

Ей-то жить… Мне умирать…

И умру вопреки своей воле.

Кто же движет стихией страстей?

В чем же смысл человеческой доли?

Говорят, от судьбы не уйдешь.

Говорят, все предписано свыше.

Так скажи, для чего ты живешь

Под, увы, небожественной крышей?

В чем же смысл твоего бытия?

Для чего Бог вселил в тебя разум?

Может быть, он затеял все зря,

Жизнь и смерть уместив в одну фразу?

Нет, и все же в тебе что-то есть -

Тайна нашей вселенской отчизны.

Я хочу эту тайну прочесть,

Чтоб себя осознать в этой жизни…

Мертвых судят нынче.

Валит к зрелищу народ,

Может даже с линчем.

Мертвым много не дают,

Им давно уж крышка.

Может, имя отберут

От ума излишка.

Может, мазанут слегка

Зрителю в усладу.

Набекрень пойдет хула

Гению в награду.

Может, гроб перевернуть

Вздумает потомок.

К мавзолею держит путь

Не дурак-ребенок.

Впрочем, пусть спокойно спит

Гений прошлой жизни,

Плач над ним Иисус вершит

В неутешной тризне.

Если и настанет срок

Ворошить могилы,

Этим пусть займется Бог

В своей грешной силе.

Заселена горбатыми людьми.

Уродливость всегда у нас была

Знамением угодливой судьбы.

Горбатый глуховат на здравый смысл,

Ему милее всех чужой изъян.

Исходит он, когда кривая мысль

Вычерчивает искренний обман.

У кривизны свой пламенный полет -

Прямой зигзаг, где правды не найдешь.

Снимите с сердца розовый налет,

Чтобы увидеть, что такое ложь.

Горбун в седле, за письменным столом.

Его горбатость спрятана от глаз.

Ущербный горб укутан пиджаком,

Чтоб ненароком не случился сглаз.

Любимое животное кривых -

Конечно же, совсем кривой верблюд.

Им жизнь свою отдать бы за таких,

Которые неделями не пьют.

Нет, жизнь горбатых надо оценить

Не кривизной верблюжьего хребта,

Их крутизну мы можем лишь сравнить

С горбатостью людского бытия.

Не следует пинать со всех сторон.

Под крышкой обстоятельств его Мекка,

Которой он когда-то нес поклон.

Приправа из причин и рассуждений

О том, что жизнь его не в масть пошла,

Не стоит мазохистских наслаждений

Уложенного в банку чудака.

Его стезя – плыть в соусе по кругу,

Жуя планктон удач и неудач.

В планктоне он находит и подругу,

Чтоб вместе с ней нестись куда-то вскачь.

В свободном плаванье от стенки и до стенки

Закрученному в банку хорошо.

Жестянки с соусом – любимые застенки

Для тех, кому быть килькой суждено.

Фу, какая гадость.

Горячий холод -

Моя радость.

Холодный жар -

Моя отрада.

Купель огня -

Моя награда.

Я самый правый.

Самый левый.

Не серый.

Красный, может, белый.

Я - плюс.

Я – минус.

Север. Юг.

Я – свет и тень.

Мятежный дух.

Я – крайний.

Я – не середина.

Так кто же ты,

Скажи, скажи?

Добро и зло -

Две половины

Одной загадочной души.

Всадник с луком и венцом.

У ворот народ толпится,

Балуясь сухим винцом.

Странный воин коня пришпорил,

Тетиву к себе прижал.

«Эй, раздайся!»

«Кто бы спорил.

Только город вас не ждал.

Чей ты будешь, всадник белый,

Что несешь ты в белый град?

Жизнь иль смерть?

Твой клич победный

Сеет всюду белый страх».

Белый конь взметнулся к небу.

Зазвенела тетива.

Тот венец был послан Фебу.

А стрела – стрела в тебя.

Распылили. Теперь меня нет.

Я средь тех, что вчера еще были,

Кто вчера оставлял еще след.

Как-то странно: я в списках не значусь,

В доме рядом с женой спит другой.

От себя я застенчиво прячусь -

Кому нужен бочонок пустой?

Я прозрачен и легок, как ветер,

Плотность тела не выше нуля.

Может, помнят меня еще где-то,

Только, если по-честному, зря.

Отменили меня, отменили.

Значит, как говорится, судьба.

Что ж, на этом спасибо. Пожили.

Я с душою теперь навсегда.

Надо, чтоб тебя заклали

На шашлык иль на жаркое,

И тогда душа вспорхнет.

Только смерть не та монета,

Что лежала бы в кармане

На тот случай, если кто-то

Что-нибудь нам даст взамен.

Я к достоинству спокоен:

Без него хлопот хватает,

Лучше уж без этих самых…

Без излишества души.

На закланье я пошел бы

Ради очень вкусной пищи,

Только чтоб ее жевала

рать голодных и рабов.

Натощак и жизнь не в радость,

И любовь не возникает,

И желание угасает,

Когда хочется поесть.

Правда, мною сыт не будешь

До конца всей нашей жизни.

На закланье надо, видно,

Человека посылать.